Людмила Окназова
Тайна Божьего замысла о человеке действует в любой судьбе. В судьбе Людмилы Окназовой она соединилась с таинственной силой поэзии. Наверное, ради того, чтобы дать и нам ощутить какие-то очень важные вещи.
Старость и неминуемое расставание с земной жизнью… Любовь романтическая, любовь супружеская и любовь духовная… Искусство, красота — и каждодневное столкновение с бытом… Человек в городе, человек среди природы и человек перед Богом… Любая из этих тем могла бы стать предметом философского трактата. Но в этой судьбе, в этих стихах они звучат певуче и проникновенно.
Детство и юность Людмилы Фёдоровны Окназовой (1905−1985) прошли в Кисловодске. Она была на четверть кабардинкой и порою гордо восклицала: «Да, я — кабарда!» Человек русской культуры, она при этом несла в себе огненно-южный темперамент, свободолюбие и органическую близость к природе. Горный тур, застывший на утёсе, дикие азалии, за которыми нужно карабкаться по крутым склонам ущелья, любое живое творение — всё было для неё чудесным даром Создателя, заслуживающим восхищения и благодарности.
С детства она проявляла всевозможные таланты и способности. В трёхлетнем возрасте, стоя на стуле под ёлкой, могла ошарашить гостей фразой: «В наш век абстрактных идей в сфере позитивной логики каждый индивид имеет право на абсолютный эквивалент эмансипации». Была одной из лучших учениц в балетной школе. Серьёзно занималась фортепиано. В восемнадцать лет приехала в Москву, поступила на Кинематографические курсы Бориса Чайковского и успешно их закончила.
Людмила Окназова была красива, талантлива, работала помощником режиссёра на кинопоезде, разъезжавшем по России. Одновременно с этим она проходила и свои этапы духовного развития. Много читала — не развлекательное чтиво, а поэзию, философию, глубокую художественную прозу. Хорошо разбиралась в восточной, западной и русской культуре. Но главное было ещё впереди.
Советская идеология была совершенно чужда Окназовой. Поэтому никаких реальных возможностей внешнего самоосуществления, в общем-то, не предвиделось. Во время войны Людмила Фёдоровна работала санитаркой, управдомом. Позже — в музее Островского. Зато внутренняя жизнь по-прежнему была полна открытий и чудес. Одним из открытий было увлечение изобразительным искусством. Она рисовала, писала маленькие картины на латунных пластинках, делала удивительные бусы из хлебного мякиша… Фантазия её всегда находила своё оригинальное русло.
Вскоре после войны она встретилась с Валерием Каптеревым — необычным человеком и самобытным художником, картины которого находятся сейчас и в Третьяковской галерее, и во многих других музеях. Они полюбили друг друга, и судьбы их соединились навсегда, поддерживая и обогащая друг друга.
Валерий Всеволодович Каптерев (1900−1980) замысел о себе разгадал рано, ещё в юности, и осуществлял его всю жизнь. Он был Художником во всём: в мировоззрении, в поведении, в отношениях с людьми. И тоже не позволял никакой идеологии вторгаться в своё творчество.
Двум ярким творческим личностям жить рядом всегда непросто. С самого начала Валерий объявил: «Два художника в одной семье — это слишком много». И непокорная кабарда… усмирила свои художественные устремления. Любовь оказалась для неё выше самолюбия. Зато её шутливые рисунки во множестве появлялись в бесчисленных записках Валерию, которые она, засыпающая под утро «сова», оставляла на столе ему, встающему рано «жаворонку»…
Впрочем, её художественная жилка была во всём. В собственном «уголке мира», с рассыпанными на крыле старенького рояля крым-скими камушками и дорогими сердцу безделушками из кисловодской жизни. В рабочих «космосах», которые невозможно было рационально упорядочить, разве что набросить на каждый из них шаль или покрывало перед приходом гостей. В отношениях с любым живым существом, вплоть до крошечной прозрачнокрылой эфемериды…
И наконец судьба сказала: пора. Людмила Фёдоровна всерьёз начала писать стихи. Ей было пятьдесят восемь лет.
Но в этом ли возрасте она стала поэтом? Наверное, она была поэтом с детства. Поэт рос, вбирал в себя красоту мира, овладевал смыслами жизни, созревал как личность — и вот теперь личность стала «перетекать в стихи». Поздний возраст начала поэтического творчества в судьбе Окназовой не случаен. Таков был замысел о ней, и замысел этот постепенно начал раскрываться.
Вся свежесть и острота её поэтического восприятия мира были направлены на темы, о которых обычно поэты пишут на излёте своей творческой биографии. Для Людмилы Окназовой поэзия старения была важнее опьянения молодостью, преклонение перед Господним творением значительнее публицистической актуальности, представление о любви наполнялось совершенно особым содержанием.
Сама фамилия «Окназова» оказалась особой. Прислушайтесь: Окна Зова!.. Эти окна были распахнуты для неё с самого начала, и теперь настало время отвечать на этот Зов. Окна в вечность знакомы каждому христианину, но настоящий поэт способен приоткрыть их другим, передать то дуновение Духа, которое оттуда доносится.
Жили Каптеревы бедно, как чаще всего и живут настоящие художники во все времена. Они не умели и не хотели угождать сильным мира сего. А житейские трудности преодолевали терпеливо, без ропота, не падая духом и не теряя чувства юмора. Старая скрипучая мебель, отсутствие телевизора, холодильника и других благ цивилизации не угнетали их. Ибо главными ценностями в доме были картины и стихи. Да ещё камни и черепки, которые любил рисовать Валерий Всеволодович, да старая пишущая машинка «Олимпия», на которой работала Людмила Фёдоровна. Одним словом, главной ценностью в их доме был сам дух творчества.
На рояле у Людмилы Фёдоровны стоял светильник: полупрозрачная фигурка Христа, за которой было место для свечи. Свечу там не ставили, но фигурка всё равно светилась: то ли от оконного света, то ли от того творческого накала, который царил в доме Каптеревых. Дух творчества там не угасал никогда.
Даже нормальное жильё у Каптеревых появилось только на склоне лет, когда они наконец-то переехали из коммуналки в двухкомнатную квартирку в Газетном переулке. Здесь была замечательная лоджия, и они устроили на ней маленький, но настоящий сад. Да, Людмила Фёдоровна и Валерий Всеволодович были художниками во всём. Этот чудный сад, волшебно зеленеющий на втором этаже в самом центре города, среди камня и асфальта, притягивал изумлённые взгляды прохожих и был очень символичен. Так же изумляла и притягивала к себе жизнь двух неутомимых садовников.
Дом Каптеревых в Газетном переулке (бывшая улица Огарёва) был одним из тех неофициальных культурных центров России второй половины двадцатого века, благодаря которым сохранялась и развивалась её подлинная культура. Частыми гостями здесь были учёные и артисты, художники и скульпторы, поэты и барды. Всех перечислить невозможно, хочется назвать хоть некоторые имена.
Бывал здесь священник Александр Мень, духовный отец Людмилы Фёдоровны. Приходил, когда приезжал в Москву, собиратель картин Игорь Савицкий, основатель музея живописи в Нукусе, в котором теперь целый зал работ Каптерева. Сергей Крылов пел здесь своего «Жёлтого цыплёнка», Александр Мирзаян — «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать…» — и эта песня как нельзя лучше подходила хозяевам дома и всем приходящим к их неугасающему очагу… Вячеслав Зайцев, мистик и толкователь Священного Писания, известный по фильму «Воспоминания о будущем», рассказывал про Непознанное. Биофизик Александр Пресман — про информационные потоки Вселенной… Друзьями Каптеревского дома были самобытный живописец Татьяна Шевченко и кукольница Елена Колат; талантливейший художник Валерий Волков, тоже не вписывающийся в советский официоз, и его жена, филолог и педагог Светлана Завадовская. Дружили с Каптеревыми замечательный знаток поэзии физик Кирилл Кнорре; молодые и яркие пианисты Анжела и Василий Немировичи-Данченко; доктор от Бога Мина Казарновская, в течение долгих лет опекающая Каптеревых; режиссёр Александр Филистеев, который мог принести в мае не просто букет сирени для натюрморта, а целый сиреневый куст! Бывали здесь восточная княжна органистка Любовь Шишханова; географ и эколог Владимир Залетаев, основатель российской уфологии Феликс Зигель, карельский писатель Юрий Линник. И ещё многие, многие замечательные люди…
«Мне материнство не досталось в дар…» — писала Окназова, у которой не было своих детей. Но у неё был дар высокого духовного материнства. Этот дом притягивал молодёжь, как магнит. И для многих разговор с Людмилой Фёдоровной становился глотком свежего воздуха, потому что с ней можно было поговорить по-настоящему, о самом главном — о том, о чём в эпоху атеизма говорить было не принято и даже опасно: о Боге, о вере, о смысле жизни и смерти.
Молодые поэты несли на суд Людмилы Фёдоровны свои новые стихи. Её мнение для нас, её духовных детей, было куда важнее, чем мнение официальных критиков. Для многих людей эта худенькая, хрупкая женщина с лучистыми глазами была настоящим учителем в творчестве и в жизни.
Многие из тех, кто приходил в дом Каптеревых, в лучших своих проявлениях были не востребованы своей эпохой. Но здесь, в каптеревском мире, они ощущали свою значимость и свою востребованность. Жизнь Людмилы Фёдоровны и Валерия Всеволодовича свидетельствовала о том, что настоящее творчество не обязательно совпадает с официальным признанием. Каптерев и Окназова всей своей жизнью определяли совершенно иные, отличные от общепринятых, ориентиры — духовные.
Людмила Фёдоровна посмеивалась над собой-в-быту, печалилась своему человеческому несовершенству. Она всё лучше ощущала, что самое главное, самое интересное у человеческой души — впереди.
Даже расставание с Валерием Всеволодовичем, которого она пережила на пять лет, привело не к депрессии, не к замыканию в себе, а к обострению любви и веры. С каждым годом Людмила Фёдоровна всё глубже понимала, как любит своего мужа, хранила их общую жизнь, трогательно ухаживала за их маленьким садом, молилась за Валерия — и ждала той встречи, после которой уже не будет разлук.
А люди, как мотыльки на свет, по-прежнему тянулись в этот дом…
Людмила Фёдоровна мужественно относилась к тем испытаниям, которые несла ей старость. Ведь внутренне она молодела! Вечность, раскрывающаяся впереди, представлялась ей загадочной и радостной, как новое Детство.
Своё последнее стихотворение Людмила Окназова написала — вернее, продиктовала, — накануне своего ухода, в больнице, когда она уже знала, что земная судьба её подошла к концу. Этим стихотворением заканчивается книга. Окна Зова были распахнуты настежь.
А наутро пошёл дождь, который она призывала в последнем своём разговоре с Богом… Этот дождь, смывающий с души земное, провожал её в Вечность.
При жизни у Людмилы Окназовой было совсем немного публикаций в периодике. И — ни одной книги. Слишком уж она не вписывалась в тогдашнюю идеологию — со своей устремлённостью к Небу. Первая книга её избранных стихов, «Под звёздной кручей», появилась лишь в 1993 году. Вторая — «Отдых перед счастьем» — в 2001 году. В ней собраны почти все её стихотворения и поэмы. Третья книга — «У Твоего порога» вышла в 2004 году. И она наверняка не будет последней.